Знаете, как я избавилась от зажоров, когда идешь и "оптом" покупаешь всякую гадость? Во все близлежащие магазины устроились мои знакомые из школы, универа, гимнастики, соседи и даже друзья с другой части города. Теперь одно неловкое движение, и миф о том, что я никогда не ем, развеется. Единственный магазин, куда пока еще не ступала нога людей, знающих меня, это organic store.
Мой учитель по пианино мной доволен - он дал мне произведения выше моего уровня, и я оправдываю его надежды. "Я в вас верю" - сказал он, и не он один так говорит. После прошлого раза, когда две недели не подходила к инструменту и на уроке хлопала глазами, мол, занятая я вся, у меня выделилось достаточно адреналина, чтобы сесть и выучить хоть что-то. Я опять сажусь за пианино с удовольствием. Музыка уносит меня в свой мир, в котором нет проблем с едой. Вообще у меня три "кита", на которых стоит мое счастье: балет, йога и музыка. Без них я бы давно сошла с ума от тех мыслей, а они мне дают силы на борьбу. Хотя иногда мне кажется, что я не смогу, ведь становится хуже, и что я когда-нибудь сдохну от панкреатита или диабета.
Каждый вечер я зажигаю одну-две свечки из моей "коллекции". Особенно мне нравится зажигать в ванной, очень красиво.
В понедельник куплю абонимент на месяц в спортзал. В обед буду ходить заниматься либо в группе на коврике мышцы качать, либо на велосипеде ездить, тоже в группе, либо сама заниматься буду на коврике. Одно из самых приятных воспоминаний связано с велосипедами: пару раз я уходила за 10 минут до окончания занятия, и ползла по стенке до раздевалки, по дороге присаживаясь отдыхать, потому что темнело в глазах и ноги сгибались. С детства не могу похвастаться выносливостью, особенно когда мало ем.
Недавно мы с Сиси ходили в кино. Я два раза сказала, что люблю Тишу, чтобы вызвать ее мнение. Я знала, что она думает, но мне зачем-то хотелось это услышать: "не любишь". Но легче стало, когда она это сказала. Лучше, что мы сейчас не общаемся. Любое упоминание о ней правоцирует вулкан чувств, не говоря уже о встречах. А так все притупляется. Это не забудется.
Несколько отрывков из Гамсуна "Странник играет под сурдинку"Но бог ты мой, каким умом светились его глаза, когда безумие вновь им овладело. Я и теперь при случае о нем вспоминаю, он дал мне хороший урок: нелегко угадать, кто безумен, а кто нет! И еще: избавь нас боже от людей слишком проницательных!
Но что-то в нем чувствовалось нездоровое, какое-то слабоумие - иначе нельзя понять такую покорность судьбе. Столь наивная вера в будущее может покоиться только на глупости, подумал я, только при известной неполноценности человек может быть не просто доволен жизнью, но даже ожидать в будущем счастливых перемен.
В преклонном возрасте человек не живет настоящей жизнью, он питается воспоминаниями.
В ней было многое от ребенка, но ничего - от детской невинности.
Нет, теперь он не казался отпетым гулякой, правда, он раскрыл на время двери своего дома для разгула и безумия, но первое же серьезное испытание положило этому конец. Ведь и весло в воде кажется надломленным, а на самом деле оно целехонько.
Я тут же решаю вплоть до конца своих дней быть невозмутимым и холодным, как лед.
-Бедная фру! - сказал он. - Должно быть, она так и не может оправиться после своего проступка, должно быть, в ней что-то надломилось. Другого объяснения я не вижу. Есть люди, которые, оступившись, могут подняться и спокойно шагать дальше по жизни, разве что синяков насажают, а есть другие, которые так и не могут встать.
Ему больше повезло в жизни, чем многим из нас, на душе у него было легко, в голове пусто, и здоровье не ослабело с годами.
Умиротворения снизошло на меня, я надел сурдинку на свои струны.
Странник, у которого не всегда есть пища и питье, одежда и обувь, кров и очаг, испытывает лишь мимолетное огорчение, когда все эти блага оказываются ему недоступны. Не повезло в одном, повезет в другом. А если даже и в другом не повезет, нечего прощать богу, надо брать вину на себя. Надо подпирать судьбу плечом, вернее - подставлять ей спину. От этого ноют мышцы и кости, от этого до срока седеют волосы, но странник благодарит бога за дарованную ему жизнь, жить было интересно.
Странник играет под сурдинку, когда проживет пол века. Тогда он играет под сурдинку.
Право жить есть такой щедрый, такой незаслуженный дар, что он с лихвой окупает все горести жизни, все до единой. Не надо думать, будто тебе причитается больше сластей, чем ты получил. Странник отвергает подобный предрассудок. Что принадлежит жизни? Все. Что тебе? Уж не слава ли? Тогда объясни, почему. Не след цепляться за "свое", это так смешно, и странник смеется над тем, кто смешон. Помню я человека, который все боялся упустить "свое"; он начинал растапливать свою печь в полдень, а разгоралась она к вечеру. И человек боялся покинуть тепло и лечь в постель, он сидел всю ночь, а другие вставали поутру и грелись у огня. Я говорю об одном норвежском драматурге.
Мудрость есть признак дряхления. Когда я благодарю бога за жизнь, то причиной тому не высшая зрелость, которая приходит вместе со старостью, причиной тому любовь к жизни. Старость не дарует зрелости, старость не дарует ничего, кроме старости.
И вот я брожу, брожу вокруг себя самого, я одинок и всем доволен. Огорчает меня потеря печатки, это была печатка епископа Павла, мне подарил ее один из Павловых потомков, и я все лето проносил ее в нагрудном кармане. И вот я щупаю карман, а печатки там нет. Нет как нет. Но за эту потерю я загодя получил вознаграждение, ибо когда-то у меня была печатка.
Помню я одну женщину, которая ни о чем не заботилась и меньше всего - о себе самой. Она плохо кончила, эта женщина. Хотя шесть лет назад я не поверил бы, что можно быть нежнее и ласковее, чем она. Я возил ее в гости, и она смущалась, она краснела и опускала глаза, хотя была моей госпожой. Самое занятное, что и меня это заставило смутиться, хотя я был ее слугой. Отдавая мне какое-нибудь приказание, она одним лишь взглядом своих глаз открывала передо мной неисчислимые красоты и сокровища в дополнение ко всему, что я уже знал, я до сих пор это помню. Да, я сижу здесь и до сих пор это помню, я качаю головой и говорю себе самому: как все было удивительно, ах, как удивительно! И она умерла. Что же дальше? Дальше ничего. А я живу. Но ее смерть не должна бы огорчать меня, ибо я загодя получил вознаграждение за эту потерю, когда она взглянула на меня своими глазами. Вот, наверно, как.
Ах, как уютно я здесь себя чувствовал. Нет, я не зря кивнул и снял с плеч мешок. "Ты сюда шел?" - спросил я в шутку самого себя. "Сюда!" - ответил я.